— Ты имеешь в виду, — продолжала Люси беспомощно, — что все бы исправилось — как-то? Но как? Пожалуйста, Аслан. Разве я должна была знать?

— Знать, что должно случиться, дитя? — сказал Аслан. — Нет. Этого никто никогда не говорил. Люси всхлипнула.

— Каждый может узнать, что случится, — продолжал он. — Если ты сейчас пойдешь назад к остальным и разбудишь их, и скажешь, что видела меня снова и все они должны встать и следовать за мной — что случится? И это единственная возможность узнать.

— Ты хочешь, чтобы я это сделала? — вздохнула Люси.

— Да, малышка.

— А другие тоже увидят тебя? — спросила Люси.

— Не сразу, конечно, может быть, позднее.

— Они не поверят мне! — воскликнула Люси.

— Это не имеет значения.

— Аслан, я так благодарна, что нашла тебя снова. Я думала, ты позволишь мне остаться. Я думала, ты зарычишь и прогонишь всех врагов — как в прошлый раз. А теперь все так ужасно.

— Тебе это трудно, малышка, но ничто не повторяется дважды. Нам и раньше бывало трудно в Нарнии.

Люси зарылась лицом в гриву Аслана, чтобы скрыться от его взгляда. Должно быть, в его гриве тоже была магия. Она почувствовала в себе львиную силу. Внезапно она села.

— Прости, Аслан, — произнесла она, — я готова.

— Теперь ты львица, — сказал Аслан. — И теперь возродится вся Нарния. Иди. Нельзя терять время.

Он поднялся и пошел величественно и бесшумно к танцующим деревьям, сквозь которые она прошла; и Люси пошла с ним, положив дрожащую руку на его гриву. Деревья пропустили их и на секунду полностью приняли человеческий вид. Перед Люси промелькнули прекрасные боги и богини, склоняющиеся перед Львом; через мгновение они снова стали деревьями, еще склоняясь, и так грациозно изгибая ветви и ствол, что их поклоны снова походили на танец.

— Теперь, дитя, — обратился к ней Аслан, когда они оставили деревья позади, — я буду ждать здесь. Пойди и разбуди остальных и скажи им, чтобы они следовали за тобой. Если они не пойдут, ты должна следовать за мной одна.

Ужасно будить четверых людей, которые старше тебя и очень устали, чтобы сказать им то, чему они, возможно, не поверят, и заставить их сделать то, что они наверняка не захотят. «Я не должна раздумывать, я просто должна делать», — сказала себе Люси.

Сначала она подошла к Питеру и потрясла его. «Питер, — прошептала она ему на ухо, — проснись. Быстрее. Аслан здесь. Он сказал, чтобы мы сейчас же следовали за ним».

— Конечно, Лу. Куда ты захочешь, — сказал Питер неожиданно. Она обрадовалась, но Питер немедленно перевернулся на другой бок и снова заснул.

Затем она попыталась разбудить Сьюзен. Сьюзен действительно проснулась, но только для того, чтобы сказать самым раздраженным взрослым голосом: «Тебе это приснилось, Люси. Ложись спать».

Тогда она взялась за Эдмунда. Его было ужасно трудно разбудить, и когда это ей наконец удалось, он в самом деле проснулся и сел.

— Что, — спросил он сердито, — о чем ты говоришь? Она повторила все снова. Это было очень трудно, потому что с каждым разом слова звучали все менее убедительно.

— Аслан! — подпрыгнул Эдмунд, — Ура! Где?

Люси повернулась туда, где видела ждущего льва, чьи терпеливые глаза пристально глядели на нее. «Здесь», — показала она.

— Где? — снова повторил Эдмунд.

— Вот. Вот. Разве ты не видишь? Прямо перед деревьями. Эдмунд некоторое время упорно смотрел, а потом сказал:

«Там ничего нет. Тебя ослепил и спутал лунный свет. Знаешь, так бывает. И мне показалось на минуту, что я что-то вижу. Это оптический, ну как это называется?..»

— Я вижу его все время, — сказала Люси. — Он сердито смотрит на нас.

— Тогда почему я не могу его увидеть?

— Он сказал, что, может быть, вы не сможете.

— Почему?

— Не знаю. Он так сказал.

— Ну что это такое, — вздохнул Эдмунд, — мне бы хотелось, чтобы все это перестало тебе казаться. Но я уверен, что надо разбудить остальных.